Старенькая няня часто укоряла меня: «Жестоковыйная ты! Тебе все нипочем, ничему-то жизнь тебя не учит!» А я смеялась, удивляясь непонятному слову-«жестоковыйная». И еще выше вскидывала голову, напрягая шею. Гордая и самолюбивая, я не признавала чужих мнений и всегда поступала только так, как хотела сама. Очевидно, это и привело к тому, что пятидесятилетие я отмечала одна, сидя на кухне перед бутылкой шампанского. Из-за моего несносного характера подруги и родственники постепенно отошли от меня. Да и кому понравится постоянно слышать в свой адрес упреки и наставления, как надо жить? А я упивалась сознанием собственной правоты. Но в день, когда мне стукнуло 50, я всмотрелась в зеркало и внезапно поняла, что катастрофически одинока. За спиной у меня - три неудачных и бездетных брака, а впереди что? Только лишь гордое одиночество, да и гордое ли? Может, жалкое и безобразное. «Ну что, довольна?» - часто шипела я сама на себя, но так, чтобы никто из моих сотрудников не услышал. Чтобы не догадался, что их завотделом
- честная и принципиальная, всегда знающая, как поступить, уверенная в себе, сильная Надежда Федоровна
- всего лишь несчастная, одинокая и больная женщина. Впрочем, о том, что я могу быть больной, я узнала тоже недавно.
Однажды утром, проснувшись, я не смогла повернуть голову ни вправо, ни влево. Помню, как меня охватила дикая паника. Я привыкла чувствовать себя абсолютно здоровой - мне и в голову не приходило, что это состояние не навсегда. Более того, горько признаваться, что я нисколько не сочувствовала сотрудницам, бывшим на «больничном», и относилась к ним чуть ли не с презрением. Таких «нерадивых» работниц я вызывала на серьезный разговор, смысл которого состоял в нехитрой истине: или работать - или болеть. Теперь страшно вспомнить, какой жестокой я была.
Так вот. Дикая боль и полная неподвижность в шее привели меня в ужас. О том, чтобы идти на работу, не могло быть и речи. Я вызвала «скорую». Врач был в недоумении. Паралич - не паралич, но полное окаменение шеи он наблюдал впервые. «Бывает, конечно, - сказал он, - когда мышцы так напрягаются, что сводит судорога, но тут что-то странное». Врач сделал мне укол, дал успокоительное, посидел со мной еще какое-то время, дожидаясь действия лекарства, и когда меня немного отпустило, уехал. Три дня я пролежала в постели, одна, без всякой помощи. Как мне хотелось, чтобы меня хоть кто-то пожалел, просто сказал мне: «Бедняжка!» Но разве я сама кого-нибудь в жизни жалела, кому-нибудь посочувствовала, не осудила?
Я лежала, боясь пошевелиться, и ворох горьких мыслей крутился в моей голове. И тут мне пришло на ум, что старинное русское слово «выя» значит «шея». Так вот оно что! «Жестоковыйная» - значит жесткая, или жестокая шея. Она бывает у тех, кто думает о себе: «Я всегда прав!» В этом упрекала меня моя нянечка, а я не понимала. Я в жизни всего добилась сама, ни перед кем и ни перед чем не отступала. Работала и училась, делала карьеру. И сама себе присвоила право судить и поучать всех без разбора. От этих мыслей я впервые за многие годы безудержно разрыдалась.
Наконец я смогла встать, но страх, что приступ повторится, погнал меня к врачу. Мне обследовали позвоночник. Выяснилось, что у меня зажат нерв в шейном отделе - от этого и напряжение мышц, вызывающих стойкую и сильную боль. К тому же повышено содержание кальция, вот откуда мое шейное «окаменение». Так сказали врачи, но я-то уже начинала понимать истинную причину моего недуга.
Я срочно взяла месячный отпуск по состоянию здоровья и отправилась в Крым.
Было самое начало сентября, еще пригревало солнышко и море теплыми волнами накатывало на берег. «А ведь я лет семь не брала отпуск, - подумала я, - все работа и работа, какой-то безумный бег - куда, к чему?»
И впервые за долгое время я позволила себе безмятежную лень и сладкое ничегонеделание. Я бездумно и помногу лежала в шезлонге на террасе домика, где сняла комнату. Хозяйка, чем-то похожая на мою няню, со снисходительной улыбкой глядела на меня, развалившуюся под солнышком, а однажды сказала: «И правильно, ты помягчей, помягчей, не будь как каменная!»
Я вскочила, пораженная - и она о том же! Неужели по мне заметно, что я такая жесткая и несострадательная, осуждающая всех и вся?
Помню, как я ушла на берег моря и стала там кричать, обращаясь неизвестно к кому: «Не хочу! Не хочу жесткую шею, не хочу!» И вдруг огромная волна, возникшая непонятно откуда, окатила меня с головы до ног. Я опомнилась и, вся промокшая, дрожащая, вернулась домой. А там, сама не зная почему, доверчиво рассказала старой хозяйке о своих проблемах.
Назавтра рано утром она повела меня в церковь. Священник оказался милейшим старичком с хитрым прищуром всепонимающих глаз. Он спрашивал, я отвечала, и когда он от? крыл книгу, лежавшую на возвышении рядом с большим крестом, и прочел слова: «Жестоковыйные, покайтесь!», я поняла, что это и есть моя первая исповедь.
Когда я вернулась из отпуска, то взгляды сотрудниц, которыми они встретили меня, были красноречивее всяких слов. Да, они безмерно поразились перемене, произошедшей с их начальницей, которая раньше была во всем и всегда права. Ну а я постаралась и продолжаю стараться, чтобы та гордая дама с «жестокой» шеей больше никогда не вернулась и перестала портить мою жизнь и здоровье.
- честная и принципиальная, всегда знающая, как поступить, уверенная в себе, сильная Надежда Федоровна
- всего лишь несчастная, одинокая и больная женщина. Впрочем, о том, что я могу быть больной, я узнала тоже недавно.
Однажды утром, проснувшись, я не смогла повернуть голову ни вправо, ни влево. Помню, как меня охватила дикая паника. Я привыкла чувствовать себя абсолютно здоровой - мне и в голову не приходило, что это состояние не навсегда. Более того, горько признаваться, что я нисколько не сочувствовала сотрудницам, бывшим на «больничном», и относилась к ним чуть ли не с презрением. Таких «нерадивых» работниц я вызывала на серьезный разговор, смысл которого состоял в нехитрой истине: или работать - или болеть. Теперь страшно вспомнить, какой жестокой я была.
Так вот. Дикая боль и полная неподвижность в шее привели меня в ужас. О том, чтобы идти на работу, не могло быть и речи. Я вызвала «скорую». Врач был в недоумении. Паралич - не паралич, но полное окаменение шеи он наблюдал впервые. «Бывает, конечно, - сказал он, - когда мышцы так напрягаются, что сводит судорога, но тут что-то странное». Врач сделал мне укол, дал успокоительное, посидел со мной еще какое-то время, дожидаясь действия лекарства, и когда меня немного отпустило, уехал. Три дня я пролежала в постели, одна, без всякой помощи. Как мне хотелось, чтобы меня хоть кто-то пожалел, просто сказал мне: «Бедняжка!» Но разве я сама кого-нибудь в жизни жалела, кому-нибудь посочувствовала, не осудила?
Я лежала, боясь пошевелиться, и ворох горьких мыслей крутился в моей голове. И тут мне пришло на ум, что старинное русское слово «выя» значит «шея». Так вот оно что! «Жестоковыйная» - значит жесткая, или жестокая шея. Она бывает у тех, кто думает о себе: «Я всегда прав!» В этом упрекала меня моя нянечка, а я не понимала. Я в жизни всего добилась сама, ни перед кем и ни перед чем не отступала. Работала и училась, делала карьеру. И сама себе присвоила право судить и поучать всех без разбора. От этих мыслей я впервые за многие годы безудержно разрыдалась.
Наконец я смогла встать, но страх, что приступ повторится, погнал меня к врачу. Мне обследовали позвоночник. Выяснилось, что у меня зажат нерв в шейном отделе - от этого и напряжение мышц, вызывающих стойкую и сильную боль. К тому же повышено содержание кальция, вот откуда мое шейное «окаменение». Так сказали врачи, но я-то уже начинала понимать истинную причину моего недуга.
Я срочно взяла месячный отпуск по состоянию здоровья и отправилась в Крым.
Было самое начало сентября, еще пригревало солнышко и море теплыми волнами накатывало на берег. «А ведь я лет семь не брала отпуск, - подумала я, - все работа и работа, какой-то безумный бег - куда, к чему?»
И впервые за долгое время я позволила себе безмятежную лень и сладкое ничегонеделание. Я бездумно и помногу лежала в шезлонге на террасе домика, где сняла комнату. Хозяйка, чем-то похожая на мою няню, со снисходительной улыбкой глядела на меня, развалившуюся под солнышком, а однажды сказала: «И правильно, ты помягчей, помягчей, не будь как каменная!»
Я вскочила, пораженная - и она о том же! Неужели по мне заметно, что я такая жесткая и несострадательная, осуждающая всех и вся?
Помню, как я ушла на берег моря и стала там кричать, обращаясь неизвестно к кому: «Не хочу! Не хочу жесткую шею, не хочу!» И вдруг огромная волна, возникшая непонятно откуда, окатила меня с головы до ног. Я опомнилась и, вся промокшая, дрожащая, вернулась домой. А там, сама не зная почему, доверчиво рассказала старой хозяйке о своих проблемах.
Назавтра рано утром она повела меня в церковь. Священник оказался милейшим старичком с хитрым прищуром всепонимающих глаз. Он спрашивал, я отвечала, и когда он от? крыл книгу, лежавшую на возвышении рядом с большим крестом, и прочел слова: «Жестоковыйные, покайтесь!», я поняла, что это и есть моя первая исповедь.
Когда я вернулась из отпуска, то взгляды сотрудниц, которыми они встретили меня, были красноречивее всяких слов. Да, они безмерно поразились перемене, произошедшей с их начальницей, которая раньше была во всем и всегда права. Ну а я постаралась и продолжаю стараться, чтобы та гордая дама с «жестокой» шеей больше никогда не вернулась и перестала портить мою жизнь и здоровье.
Комментариев нет:
Отправить комментарий